— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни
ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Неточные совпадения
Гносеология как
наука о
ценностях очень остроумна, но заслуга ее главным образом в том, что она есть reductio ad absurdum критицизма.
— Многие, — говорил он почти с запальчивым одушевлением, — думают, что масонство владеет таинственными
науками и что мы можем превращать куски камней в слитки золота, того не подозревая, что если бы люди достигнули этого, то золото сравнялось бы с камнем и потеряло бы всякую
ценность.
Объяснения эти удовлетворяли и бедных и богатых, в особенности богатых, очень долго. Но пришло время, когда объяснения эти стали недостаточными. И тогда явилось новое объяснение в виде
науки политической экономии, открывшей законы, по которым выходит, что распределение труда и пользование им зависит от спроса и предложения, от капитала, ренты, заработной платы,
ценности, прибыли и т. д.
Относительно
науки о религии уместно поставить тот же самый вопрос, что и относительно религиозной философии: нужна ли для религии
наука о религии, имеет ли она положительный религиозный смысл или
ценность?
В этом реальном единстве и идейной обоснованности всего существующего заключается источник значимости общих понятий, причем их
ценность прагматически оправдывается, оказываясь в некотором, хотя бы только косвенном соотношении с действительностью: логика оказывается технична, а техника логична, в чем и заключается основа возможности
науки и ее технического приложения, иначе говоря, хозяйственная природа
науки.
Наоборот, познание в
науках исторических и социальных и в
науках о духе и о
ценностях, т. е. в философии, носит менее общеобязательный характер именно потому, что предполагает большую духовную общность людей.
Но возможна ли любовь к идеям, к
ценностям, к истине, к справедливости, к красоте, к
науке, к искусству и т. д.?
И вот трагизм нравственной жизни, как было уже сказано, совсем не в столкновении добра и зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного добра с другим добром, одной
ценности с другой
ценностью — любви к Богу и любви к человеку, любви к отечеству и любви к близким, любви к
науке или искусству и любви и жалости к человеку и т. п.
Для Гуссерля «
наука есть название абсолютных и вневременных
ценностей» (с. 47).
Так создают для
науки объект по существу вненаучный и сверхнаучный, а
ценности исследуют методом, которому они неподсудны.
Закон не может быть внешне отменен для мира, лежащего во грехе, как не может быть отменена, напр.,
наука и др. дотворческие культурные
ценности.
Если гносеология есть
наука о
ценностях, то принцип критицизма требует предварительной гносеологии этой
науки о
ценностях, т. е. гносеологии гносеологии.
Познание
ценностей, т. е. того, что находится за пределами мировой данности, навязанной действительности, есть дело философии как творческого искусства, а не как
науки, и потому не требует логики познания
ценностей.
Саму философию превращают в
науку о
ценностях, о том, что gilt [Ценится, имеет
ценность (нем.).] (Виндельбандт, Риккерт, Ласк).
Что
ценность и значение земли и человека превышают весь природный мир, истина эта и должна быть скрыта для
науки, приспособленной лишь к мировой данности и необходимости.
Мораль как каноническая, общеобязательная культурная
ценность надломлена, так же перезрела и надломлена, как и все канонические, общеобязательные
ценности культуры, как и
наука, как и классически прекрасное искусство, как и семья и все т. п.
Философия как
наука о
ценностях всегда находится в порочном кругу и в дурной бесконечности.
Наука о
ценностях есть в конце концов один из видов метафизики сущего, метафизики смысла мира, и всего менее научной.
Творчество не есть самосозидание и самосовершенствование в смысле йоги, христианской святости или толстовства, не есть и созидание культурных
ценностей в «
науках и искусствах».
Для классового социализма, претендующего на творчество новой культуры, фатально то, что все высшие
ценности,
ценности духовной культуры,
ценности «
наук и искусств» созданы буржуазией в социально-классовом смысле.
Духовно же он живет
ценностями, созданными «буржуазным» миром, его творчеством, его
науками и искусствами, его изобретениями.